 |
|
|
 |
|
|
 |
|||
 |
|
|||
 |
 |
|
||
ЦЕНТР ПРОСВЕЩЕНИЯ И МИЛОСЕРДИЯ БЕЛОРУССКОГО ЭКЗАРХАТА |
|
|||
"Чтобы понять знаменное, надо Прихожанин:В прошлый раз мы говорили о том, что богослужебное пение древней Руси имело две стороны -практическую и метафизическую, или духовную. Рассмотрев его с практической стороны, т.е. с точки зрения технического устроения, мы убедились, что это стройная, сложная система, основанная святыми на принципе осмогласия. Нынешнюю же нашу беседу вы обещали посвятить предмету более тонкому... Регент:Что ж, с благоговением попытаемся коснуться духовной стороны интересующей нас темы.
Ранее мы уже говорили о том, что богослужебное пение не относится к категории музыкального искусства (хотя и использует присущие музыке средства), но является, скорее, аскетической дисциплиной. Следовательно, оно включает в себя не только известные принципы организации и навыки владения голосом, но и навыки достижения молящимися определенных духовных состояний. Именно эти особые состояния сознания, будучи беззвучны сами по себе, обуславливают голосовые движения, образующие слышимую часть пения. Таким образом, единый процесс богослужебного пения имеет два уровня - неслышимый (организация сознания) и слышимый (организация звуков).
Прихожанин:Cогласитесь, что приводимые вами рассуждения, касающиеся двух уровней богослужебного пения, носят пока теоретический характер. А как это выглядит в конкретном воплощении? Регент:Довольно просто. Существуют графические знаки древнерусской певческой нотации - так называемые "крюковые знамена", или просто "крюки". Двойное же значение крюковых знамен раскрывают специальные учебники - певческие азбуки XVI-XVII веков. Кстати, тексты этих азбук представляют собой, как правило, набор стереотипных положений, встречающихся во многих аскетических трудах: их можно найти и у Аввы Дорофея, и в "Лествице" преподобного Иоанна Лествичника, и в "Уставе скитской жизни" преподобного Нила Сорского, что ещё раз подтверждает принадлежность богослужебного пения к аскетическим понятиям. В этих азбуках одно и то же знамя обозначает одновременно и определённое движение голоса, и определённое состояние сознания. Так, например, крюковое знамя, называемое "стопица с очком", обозначает, с одной стороны, нисходящее в два звука движение голоса, с другой же стороны, - "сокрушение сердечное и воздыхание непрестанное к Богу о своих грехах". А вот знамя, называемое "параклит", и ставящееся в начале каждого песнопения, обозначает также ещё и "послание Святого Духа на апостолов". Оно напоминает, что, начиная новое песнопение, каждый певчий должен молитвенно призывать силу Святого Духа для участия Его в предстоящем пении - подобно тому как мы читаем молитву "Царю Небесный" перед началом каждого дела. За "параклитом" следуют знамена, также имеющие свои параллельные значения, смысл которых сводится в конечном итоге к тому, что в православной аскетике называется "борьбой с помыслами". Так, знамя, именуемое "крюком", кроме своего мелодического содержания, означает "крепкое ума блюдение от зол"; "змейца" - "избежание земной славы и суеты мира сего"; "палка" - "послушание Бога ради безответное, и без прекословия, и без роптания" и так далее.
Прихожанин:Теперь понятно, что такое "знаменный". А что же означает само понятие "роспев"? Регент:Если не вдаваться в излишние философские рассуждения, то роспев - это вся совокупность, или своего рода свод мелодий, предназначенных для распевания текстов всего годового богослужебного круга. Прихожанин:Тогда получается, что роспев может быть не только знаменным, но и каким-либо другим? Ведь можно сочинить мелодии для всех существующих богослужебных текстов и записать их не крюками, а обыкновенными нотами на пяти линейках - вот вам и новый роспев! Регент:К сожалению, вы не первый, кому пришла в голову сия новаторская мысль. Помните Львова, директора Придворной певческой капеллы? Он как раз и воплотил в жизнь эту идею, правда, назвать всё это роспевом не дерзнул, а назвал "придворным напевом" - что мы с вами и слышим по сей день повсеместно. Сделал он это, как мы знаем, из лучших побуждений, искренне полагая, что занимается развитием традиций богослужебного пения. Интересно, что большинство жителей столицы - певчие, прихожане, священники и даже епископы - приветствовали его! Почему? Да потому, что в XIX веке идея замены скучного одноголосия разнообразной, эмоционально насыщенной гармонией (т.е. аккордами) буквально витала в воздухе, и в этом нельзя никого винить: к сожалению, люди, стоявшие в то время во главе церковно-певческого дела, не имели должного аскетического опыта, а посему они просто не в состоянии были увидеть эту подмену богослужебного пения музыкой, а роспева - концертом. Прихожанин:Значит, роспев - это не только некая сумма мелодий, не только форма, но нечто большее? Регент:Безусловно. Роспев - это
принцип. Принцип такого сотворения мелодий, который диктовался
формами жизни наших предков; принцип такой жизни - благочестивой
и целомудренной, - который освящался молитвой; принцип такой молитвы,
которая естественно выливалась в богодухновенное пение. Это триединство
молитвы, жизни и пения могло быть выражено только "знаменем",
ибо пятилинейная, да и любая другая нотация в состоянии зафиксировать
всего лишь движение звука, но не движение молящегося человеческого
духа: это подвластно только "знамени". Вот почему в самом высоком
смысле роспев может быть только знаменным, а знамя может означать
только роспев. Прихожанин:И, стало быть, знаменный роспев, не записанный крюками, перестаёт быть собственно "знаменным", т. е. - знаковым, означающим нечто большее, чем высота и длительность звука? Регент:Совершенно верно. Вот вы и разрешили своё собственное недоумение по поводу обилия знаменного роспева в репертуаре современных хоров: всё это только, с позволения сказать, "чучела", которые могут весьма скрупулёзно передавать внешнюю форму мелодии, на самом же деле создавая лишь видимость жизни. Прихожанин:Так давайте научим певчих читать по крюкам, заставим их выучить наизусть весь "кодекс параллельных значений" - и, таким образом, возродим роспев! Регент:Если бы всё было так просто: научим, заставим... А молиться, поститься, каяться и плакать о своих грехах мы их тоже должны "заставить"? Дело ведь не только в способе записи. Многие музыканты-исследователи сейчас умеют петь по крюкам, в Московской и Санкт-Петербургской консерваториях существуют даже отделения древнерусского певческого искусства, а специальный курс "палеографии" занимается изучением и расшифровкой (т. е. переводом на пятилинейную нотацию) крюковых записей, так что здесь особой проблемы нет. Но роспев - живой организм, для существования которого необходима определённая окружающая среда. И здесь важно всё: и где поют, и как поют, и кто поет.
Прихожанин:Не слишком ли категоричное суждение? Регент:Я говорю об этом с болью, и у меня есть на то причины: дело в том, что хор, при котором я имею честь состоять регентом, не поёт знаменным роспевом. В первые годы своего регентского послушания я, почти ничего не зная о роспеве, основываясь лишь на личной музыкантской интуиции, весьма, как я сейчас вижу, самонадеянно взялась за внедрение его в нашу богослужебную практику - и очень скоро обнаружила, что знаменное пение нам не дается. Ни для кого не секрет, что в храмах, как правило, поют люди православные по крещению, но невоцерковлённые, причём, как это ни печально, чем выше профессионализм хора, тем ниже степень воцерковлённости. (Конечно, такое положение вещей нужно и можно изменить, но это - тема отдельного разговора). А не молящемуся человеку, как мы убедились, знаменное недоступно. И не его вина, что бесконечная знаменная мелодия кажется ему скучной, невыразительной, неинтересной и бесформенной - ведь он честно, как его учили в консерватории, пытается оценить её как музыку, а это большая ошибка! И вот он продолжает петь предложенное регентом - без любви, без сочувствия, просто потому что "так надо",- и очень скоро, сам того не замечая, чтобы сделать процесс пения более привлекательным, начинает играть "в эмоции": выделять ключевые слова (например, "страх", "свет", "грех"), усиливать силу звука на высоких нотах и замирать на низких, петь то плавно, то отрывисто, т. е. - неминуемо превращает роспев в концерт. Слушать это невыносимо, молиться под это невозможно - честнее было отказаться от такого пения, и мы отказались. Помните 136-й псалом: "Како воспоем песнь Господню на земли чуждей?" Эта "чуждая земля" - наши умы, замусоренные неправильными представлениями о прекрасном, и наши души, не откликающиеся на тихую "песнь Господню", и мы сами, не умеющие молиться... Прихожанин:Итак, вы не оставили выбора: истинно богослужебное пение - это знаменный роспев, но знаменный роспев нам "не по плечу". Регент:Не знаю, утешит ли это вас, но хотелось бы в заключение нашей беседы вспомнить мысль выдающегося проповедника современности митрополита Антония Сурожского: если мы сами не соответствуем истине, это не значит, что мы не можем свидетельствовать о ней. |
|
|
|
 |
 |